Биография

I

II

III

IV

V

Отец

Мама

Белкины

Тейтельбаум

Сестра

Евгения

Дети

 
Возврат к началу

 

 

Что мы знаем о лисе?
Ничего.
     И то не все.
      (Б. Заходер)

I

  • 12 июня 1955 года – родился в Москве, где и ныне живу. Жили мои родители в Марьиной Роще, в 3-м проезде, неподалёку, на Бахметьевской улице (ныне ул. Образцова) жили бабушка и дедушка по отцовской линии, а вот мамины родители жили много дальше в районе Волоколамского шоссе.

Жили мы в коммуналке в Марьиной Роще (но я её не помню), потом получили квартиру в новостройке на проспекте Вернадского (тоже не помню), а в 1961 году съехались с дедушкой и бабушкой по маминой линии и переехали на Ленинский проспект.

  • 1962-67 – школа № 196.

Там же училась моя старшая сестра Лена, круглая отличница, и даже золотая медалистка.
Необходимость тянуться и "соответствовать" радовала, но не очень.

  • 1967 – съехались с дедом по отцовской линии, переехали на Пресню.
    Перешёл в 6 класс английской спецшколы № 28.

Английский у меня был свободный, ему меня учили с достаточно раннего детства, так что спецшкола не составила проблем в этом отношении. А вот других проблем было полно: фактически ничего хорошего, кроме отлично поставленного преподавания языка и английской литературы, в школе не было, остальные предметы давались очень плохо. Район был более чем пролетарский это бы ничего, но уровень антисемитизма среди детей просто зашкаливал. А я ещё, вдобавок, был в детстве рыжеват и толстоват в общем, драться приходилось очень часто.

  • 1968 первый раз поехал летом с отцом на отдых в Юрмалу.

До того лето проходило обычно в пионерском лагере "Дзержинец" под Малоярославцем, мне там, в общем, нравилось (самостоятельность!), я был вполне советский пионер, участвовал во всех тамошних делах, и в последний год даже дорос до председателя совета дружины; но отдых "по-взрослому" это совсем иное. Санаторий Rigas Jūrmala в Дзинтари был просто потрясающий, да и сама Юрмала произвела на меня очень сильное впечатление. Отец вообще любил отдыхать в Прибалтике (жару плохо переносил, да и я оказался таков) ещё не раз брал меня с собой и в Юрмалу, и в Ниду, и в Палангу; но любовь к Юрмале это первая любовь.

Кстати, считается, что отдых в Прибалтике весьма способствует прибавке в росте. Не знаю, насколько это верно в целом, но мне явно помогло. Впоследствии я и сам много раз ездил отдыхать в Прибалтику, да и детей возил им тоже нравилось.

  • 1969 вступил в комсомол.

Сейчас многие пытаются продемонстрировать своё резко негативное отношение к комсомолу, этакие диссиденты "задним числом"... Но в комсомоле было много хорошего, были там и вещи похуже в общем, былого своего членства в ВЛКСМ я не стесняюсь. Рекомендовал меня, кстати, любимый учитель Станислав Лазаревич фронтовик и член партии, ведший уроки по английской литературе и просто влюбивший меня в Шекспира. Последующие мои попытки переводить Шелли, Китса, Теннисона тоже благодаря ему.

Однако, хотя диссидентом я никогда не был, но и к выборным комсомольским должностям никогда не рвался, хватило пионерской "прививки". Выдвигали постоянно (учился-то я всегда отлично), но я как-то уклонялся, предпочитая невыборные работы: стенгазету, культмероприятия, агитбригаду и пр.

  • 1970 – окончив 8 классов, задумался о дальнейшем.

Школа № 28 к этому моменту мне совершенно опостылела, ничего, кроме языка, она дать не могла я решил "сменить ориентацию". Мне нравилась физика, я запоем читал "Квант", брал какие-то призы на олимпиадах не самого высокого уровня в общем, подумывал я о таких считавшихся тогда очень "крутыми" физматшколах, как 2-я или 7-я (были ещё 57-я, 444-я и ещё несколько).

Но тут, весьма кстати, мамина подруга (а мама очень квалифицированный инженербыла особенно обеспокоена моим будущим) рассказала нам о совсем иной школе, и я этой идеей весьма увлёкся. Приём туда был конкурсный, и конкурс был немалый, но игра, как оказалась, того стоила.

Параллельно пришлось и делать выбор совсем иного рода. С достаточно ранних лет я увлекался шахматами, занимался ими более или менее серьёзно сначала во Дворце пионеров, позже в секции Стадиона Юных пионеров (на углу Беговой и Ленинградского проспекта), и достиг определённых успехов. Мой тренер Владимир Юрков намекал мне на хорошие перспективы, фактически гарантировал звание мастера спорта и поступление практически в любой вуз надо только всё остальное забросить, сосредоточившись исключительно на шахматах...

Однако перспектив у профессионального шахматиста (кроме, конечно, элитных гроссов; но гроссмейстера мне Юрков, конечно, гарантировать никак не мог тут уж как пойдёт...) в ту пору не было почти никаких: работа тренером на очень невысокой зарплате, постоянные попытки подхалтурить дать сеансик или частный урок...
Так что, хорошо подумав и посоветовавшись с отцом, я решил пойти совсем в противоположную сторону забросить, напротив, серьёзные шахматы и сосредоточиться на науке. В турнирах, правда, играл ещё долго, уже просто для удовольствия, а сейчас давно уж не игрок.

А Юрков, кстати, много позже сосредоточился на другом своём ученике Андрее Соколове и вот тут успех был огромный. Андрей стал гроссом экстра-класса, и даже дошёл в 1987 году до суперфинального матча претендентов, проиграв там самому Карпову. Ну, я-то вряд ли достиг бы подобного, но всё же... Иногда жаль.

Скажу заодно, что не шахматами едиными... Играл я и в русские шашки, имел и там некие разряды, а мой друг и соученик Лёва Воробейчик, шашист-стоклеточник, однажды, едва объяснив мне разницу в правилах, затащил меня на открытый чемпионат "Спартака", где в первом туре я внезапно обыграл некоего мастера (фамилию его помню, но милосердно не назову, поскольку он был сильно пьян) , набрал в итоге по "швейцарке" 3,5 из 9, что хватило сразу для I разряда. Смешно вспоминать...

Поскольку рос я всё же на Пресне, играл и в "дворовые игры", в карты, в расшибалочку, и даже кое-что на этом зарабатывал. Карманных денег мне родители давали немного (нет, давали-то без проблем, но "под отчёт": зачем и на что; а хотелось иметь возможность не объяснять). Достаточно рано отец научил меня и преферансу, а потом и бильярду. На бильярде играл я недурно, и даже втайне от отца хаживал в бильярдную ЦДСА, где местные асы меня, конечно, за равного не держали, но снисходительно позволяли сгонять американочку с кем-нибудь случайно зашедшим. Этот кто-нибудь меня тоже всерьёз не воспринимал, а три рубля тоже неплохо...

В преферанс я играю уже, почитай, пятьдесят с лишним лет, и с приличным итоговым плюсом (правда, последние лет десять почти совсем не играю). А вот в шахматы дал я слово Юркову на деньги не играть и держу его всю жизнь. Шахматы это святое. 

  • 1970-72 школа № 710, близ м. "Студенческая".

Ездить с Пресни было не очень удобно, метро "Ул. 1905 г." ещё не было. Но сама школа оказалась очень необычная. Подчинялась она Академии педнаук и значилась экспериментальной. Набор был в 9-й класс, и классы эти были разные были несколько физматклассов, два химических, биологический, историко-литературный и некий "контрольный", с успехами которого нас, "подопытных кроликов" и сравнивали. Уроков по профилирующим предметам не было вместо них были лекции (их читали реальные "акапедики", доктора наук и т.п.) и занятия типа семинарских. Дневников тоже не было, зато было что-то типа зачётных книжек.

Уровень преподавания и физики, и математики был очень высокий, и программа далеко выходила за рамки школьной (забегая вперёд, скажу, что на вступительном экзамене на Физтехе, открыто стремясь меня завалить, мне злобно не зачли решение некоей задачи, поскольку я, дескать, решил её в векторах способом, который в школьную программу не входит). Был ещё великолепный учитель истории и обществоведения Юрий Иосифович Косачевский того, что он за два года мне дал, хватило практически на весь институтский курс общественных наук, да и любовь моя к диалектике тоже с того времени. Хорошо преподавалась литература, хотя некие споры с нашей словесницей у меня бывали.

Остальные предметы особой памяти о себе не оставили, там всё было обычно; но физика и математика это было нечто! Класс был тоже сильный (всё же конкурсный набор), брали призы на олимпиадах, практически все в итоге с первого подхода поступили в вузы. Нет нужды говорить, что никакого антисемитизма и в помине не было.
В общем, вступительные экзамены прошёл я достаточно уверенно и следующие два года учился с удовольствием.
Школа, кстати, существует и сейчас; но от неё, похоже, мало что осталось. Много плохих отзывов в Сети.

Замечу ещё, что в конце 8-го класса решил я подзаняться самбо (это имело прямой практический смысл), физически прибавил, а за лето ещё и сильно вытянулся и в новом классе стал ощущать на себе взгляды девочек. Ныне, спустя пятьдесят лет, ощущаю их много реже видимо, чувствительность падает с годами...
И примерно тогда же, явно ощутив себя этаким Пушкиным-лицеистом, всерьёз отдался я стихосложению: в основном, конечно, писал всякую ерунду, эпиграммки на друзей (как и Пушкин, кстати!), но также и лирику. Собственно, стихи я начал сочинять много раньше мама много лет напоминала мне о моём первом опусе, сочинённом в три с половиной года (из скромности умолчу о том, чем я сам при этом занимался); потом, лет в одиннадцать, вдруг сочинил я трескучие стихи к очередной годовщине Победы отец, сам недурной версификатор, прочитал, похвалил за гладкость и ругательски изругал за напыщенность и вторичность. Хороший был урок...
Но теперь, в старших классах, общение с музами стало систематическим, и товарищам даже нравились сочиняемые о них и для них опусы. Правда, позже, уже в более зрелом возрасте, наткнулся я на тетрадку тех лет, отметил, что почерк почти не изменился, вздохнул и выкинул. Слабые стишки были. Что ж, не я первый, не я последний. Вон, Гоголь тоже своего "Ганца Кюхельгартена" сжёг, да и не он один.

  • Май-июнь 1972 – окончание школы, подготовка к институту.

Учился я хорошо и всерьёз рассчитывал на медаль. Школа тоже очень хотела этого, поскольку уже много лет медалей не было (парадокс высокого уровня преподавания и соответствующей требовательности), а я, похоже, был единственный реальный кандидат (требовалось два года "без четвёрок") на то ли 8, то ли 9 выпускных 10-х классов.
Правда, такие важные предметы, как рисование (ещё с 8-го класса), черчение и физ-ра меня не любили, но при решении дать медаль на это закрыли бы глаза.

Однако тут Минпрос и Минвуз подложили всему нашему выпуску изрядную свинью. Именно в мой год (1972) ввели два важных новшества. Одно из них – средний балл по аттестату меня мало волновало, зато другое...
В аттестате, если кто не помнит, помимо обычных отметок, были ещё отметки и "по поведению" (а когда-то и "по прилежанию" – бр-р-р!). Стандартной оценкой по поведению была, естественно, пятёрка, четвёрка ставилась разве что злобным хулиганам и драчунам, а тройки и вовсе не бывало. Теперь же по идее какого-то дурака альтернативно одарённого чиновника вдруг была внедрена трёхбалльная (вербальная) оценка по поведению, причём оценкой по умолчанию стало "удовлетворительно", а "примерно" получить стало очень проблематично.

В итоге педсовет (где большинство участников меня вообще не знали, ибо в нашем классе не преподавали) не видел особых оснований поставить мне "примерно" (в итоге "примерных" на весь выпуск было буквально человек 10); а ведь были и те, кто меня не любил (умный больно, спорить любит, да ещё и прав иногда бывает, паразит) и требовал и вовсе поставить "неуд" и аттестат не выдавать. Победило, конечно, соломоново решение просто поставили "удовлетворительно". Но медали при этом не полагалось, так что сестрицу я не догнал. Не полагалось даже и грамоты за успехи в отдельных науках, хотя она-то уж точно ничего не давала. А вот медаль могла дать серьёзное преимущество при поступлении. Правда, на Физтехе медали не учитывались, но всё равно жаль.

В целом, я был отлично подготовлен к вступительным экзаменам и школой, и олимпиадами, да ещё и дополнительными занятиями с репетиторами и по физике, и по математике и мог бы смотреть вперёд с оптимизмом, кабы не известный пункт в паспорте. Собранная предварительная информация позволяла уверенно отмести МИФИ, куда точно "не брали", более чем проблематичен был и физфак МГУ, заумный мехмат меня просто не привлекал, а только что созданный факультет ВМК смотрелся полной terra incognita.

Оставался Физтех. Репутация Физтеха как вуза была исключительно высока, кроме того, медали там не учитывались. Не учитывались и олимпиадные успехи до всесоюзного уровня включительно, кроме своей, Физтеховской олимпиады, а я как раз был её призёром и надеялся, что это поможет (зря). Не было там и проходного балла (хотя экзамены были ого-го какие), а решение принималось по итогам собеседования, где спросить могли просто всё что угодно. И считалось, что на Физтех "берут". Мало, буквально по пресловутой трёхпроцентной норме, но берут. В общем, какие-то шансы есть. А в качестве запасного варианта, на август, планировал я МИИТ, там был хороший факультет прикладной математики.

Задачники физтеховские (сборник задач по физике Козела, сборник качественных задач Тульчинского, сборник задач по математике Лидского и др.) я прорешал буквально насквозь, для тренировки организовали мне знакомые встречу с доцентом с Физтеха, он меня потеребил-поэкзаменовал с разных сторон и признал годным. И предупредил: главная задача двойку не получить. Не получишь двойки пройдёшь.

  • Июль 1972 – поступление.

Лето было очень жарким, горели торфяники, дышать из-за смога было трудно.

После некоторого размышления я почему-то передумал "идти в физики" и подал документы на ФУПМ факультет управления и прикладной математики. Но математика меня уже и привлекала больше. Конкурс в тот год на Физтехе был огромный (где-то от семи до девяти человек на место), экзаменов, как обычно, было пять (две математики, две физики, сочинение) плюс собеседование. Весь июль, в три потока.

Как и положено (мне), попал я в "убойную группу" (о чем доцент догадывался, но меня заранее пугать не стал, пожалел). И в этой группе (где, кстати, были и русские, и другие видимо, для отвода глаз) валили просто всех. Собственно, я это наблюдал сам у других, и видел на себе.

Письменную математику написал я вполне прилично, решил всё, кроме последней задачи, последнюю почти решил в черновике. Можно было надеяться на пятёрку. Однако на устном экзамене узнал, что решение одной задачи мне не зачтено (см. выше), а вторая решена почти, но в черновике. Впрочем, и этого могло хватить на пятёрку, но тут мне объявили: хорошо будете отвечать получите пять/пять, плохо пеняйте на себя. Отвечал я вроде правильно, но экзаменатор отметил, что "долго думаю" (sic!) и дал задачу на срок (пять минут). Задачу я знал, но в пять минут всё записать успеть было трудно поимел четыре/четыре.

Потом долго представлял себе, как встречу его как-нибудь и что ему скажу... И курсе уже на четвёртом, зайдя на кафедру высшей математики (нравы были демократичные, профессора вовсю рубились в блиц со студентами и аспирантами), я кого-то там обыграл следующим оказался этот преподаватель. Он меня, конечно, не знал и помнил, но я разыграл чёрными что-то агрессивное, загнал его в цейтнот и вздул, после чего он произнёс стандартную дежурную шутку: "Кто вообще таких сюда пустил?" и нарвался на заготовленный ответ: "Сюда не знаю, а вот на Физтех лично вы очень старались меня не пустить!" Тут он мигнул видно, что-то припомнил, но продолжения диалога не последовало из-за звонка на пару.

Физику написал я похуже, в одной задаче плохо разобрался, в другой спутал знак при переносе решения из черновика,
но успел это заметить и зачеркнуть, так что мог надеяться, что черновик пойдет в зачёт и четвёрка.
Нормально? Наверно. На устном меня, конечно, тут же ткнули в это носом и спели ту же песню:
хорошо ответишь  получишь и за письменный четыре, плохо сам понимаешь. Задачу из Тульчинского я знал, тут же ответил
"нет, неверно. Думайте еще, а я пока покурю". Вернулся – повторяю то же решение вот теперь верно.
"Да я же то же самое говорил!" –  "Нет, вы говорили совсем другое!"

Ещё одна задачка, тоже из Тульчинского, но я смекнул уже, что к чему, решение записываю. Опять не принято, опять думайте ещё. Думаю ещё, взял другой лист, записал то же самое, положил поверх. Вернулся показываю принято. Медленно сдвигаю лист, показываю, что было то же самое. Он аж перекосился: "Плаваете, плаваете!" и отпустил с двумя тройками. В общем, вместо 18 баллов поимел я всего 14, но спорить и не подумал видел, как мало нас осталось.

На сочинении важно было не завалить, сама оценка значения не имела. Главное не два.

Наконец собеседование. Вопросы были разные. Например, такой: "Каков урожай картофеля в Московской области с гектара в этом году?" Ясно, что это просто проверка сообразительности, знать ответ невозможно. Отвечать надо сразу, особо не мешкать. Ну, я ответил: "Когда меня примут поедем на картошку, я обязательно выясню". Ответ как ответ, позже оказалось, что этот ответ признан вторым в списке лучших (но дал его явно не только я). Лучшим был признан ответ: "На 1 центнер больше, чем в прошлом году".

И приняли в итоге почти точно 3% меня и ещё двоих: Сашу Хмельницкого (позже вынужденного уехать в Израиль, а ныне живущего где-то в районе Сиэтла мы с ним иногда созваниваемся по разным поводам, благо взаимная симпатия осталась, а связь нынче легка и удобна) и Сашу Бомштейна (увы, рано погибшего от страшного онкологического заболевания). А всего на наш факультет в тот год принято было немного больше ста.

(c) Анатолий Белкин & Дмитрий Белкин, 2008